Fra Aumgn

ОПЕРАТИВНАЯ ФИЛОСОФИЯ АЛИСТЕРА КРОУЛИ

 

Часть 1. Философ или нет?

Казалось бы, к настоящему времени фигура Алистера Кроули достаточно хорошо изучена, однако его актуальное значение как оперативного философа до сих пор недостаточно раскрыто – оно скрывается за эпатажной личностью с непростым языком, в котором переплетено рациональное и символическое.

Алистер Кроули по многим причинам выбивается из колеи признанной философии, но это только на пользу, потому что подобное признание, в сущности, глубоко порочно. После заката Античности признанной, прежде всего, становилась та философия, которая лишалась свободы и предавала саму себя, превращаясь то в служанку богословия, то в узницу рационализма, то в заложницу академизма.

Все это недостаточно рефлексируется, однако проблема от этого не исчезает – она сводится к удушливой атмосфере, в которой признанному философу надлежит или скоропостижно скончаться, или оскопиться – стать социально приемлемым, погрязнув в нескончаемых компромиссах с собой и с миром.

Признание не позволяет практиковать настоящую философию – безумствовать, терять и находить голову, порождать неудобные смыслы, совершать неординарные жесты, существовать вне и над системой сложившихся порядков и правил, и уж тем более менять их в соответствии со своими интенциями.

Гегемония философии, которая ничего не решает и ни на что не влияет – это интеллектуальное фиаско, которое ставит под сомнение ее подлинность. Мертвая ли, оскопленная, она напоминает анекдот о старом адмирале, решившем заняться сексом с молодой девицей. После получаса упорного и долгого минета, она, изрядно вспотевшая, поднимает опечаленные глаза и говорит: «Ну как же так, я его сосу-сосу, а он все никак не стоит!», на что адмирал отвечает: «А он и не должен стоять, он должен блестеть!!!»

Для мертвой и оскопленной философии Алистер Кроули – неприемлемая фигура, потому что он рушит ее устои, согласно которым то, что блестит – стоять не должно. Его философия категорически отказывается от подобного выбора – она требует стоять и блистать до конца. Для этого необходимы действия, которые изменяют нас («мистицизм») и изменяют мир («магия»), в чем, собственно, и состоит ее оперативность.

Алистеру Кроули современный мир не готов простить совсем не его испорченность и эпатаж, а то, что он породил философию всецело свободного человека, единственным источником права, основанием мысли и действия которого является его собственная воля.

Такая расстановка приоритетов, безусловно, чревата – в том числе отсутствием надлежащего признания, но это реальность, в которой не всегда возможны простые решения. В реальности «тигры гнева мудрее кляч поучения» (У. Блейк), поэтому  одобрение и признание последними первых сродни согласию на собственное съедение.

Вопрос о том, философ Алистер Кроули или нет, подводит нас к тому, что именно признавать философией. Если речь о старой кляче с (на)возом традиции, над которой витает призрак скорой кончины, то нет. Если же речь о вожделенной любви к Софии, то «любовь есть закон» и «превосходи, превосходи».

Часть 2. Вопрос актуальности

В чем заключается актуальность Алистера Кроули? Традиционно этот вопрос сводится к значению вклада той или иной фигуры в разработку определенной проблемы. Но тут все непросто, потому что фундаментальная проблема его философии – это человек, оказавшийся в мире.

Это предельно сложная, открытая и, по всей очевидности, неразрешимая проблема, однако это не означает, что не нужно ей заниматься и пытаться ее решать – важно осознавать и действовать. Такое действие актуально как процесс и в некоторой мере как результат, даже если он – порождение уникальности случая.

Этот результат, в конце концов, и есть решение – частное, несовершенное и, возможно, кому-то совсем ненужное, но с открытыми проблемами не бывает иначе, поэтому упреки подобного рода бессмысленны.

Результат работы с открытой проблемой не имеет устойчивых критериев оценки и какой-либо объективной меры. Из-за этого актуальность Алистера Кроули имеет произвольную значимость.

Оценка его вклада всецело зависит от интерпретации – он актуален настолько, насколько мы в состоянии ему эту актуальность придать. Чтобы это сделать, следует понимать, как и на что смотреть.

Без подобного взгляда многое из того, что с ним связано, малозначимо и несущественно – очень легко начать смотреть не туда, не на то и все понять не так.

Попробуем расставить некоторые акценты, необходимые для выработки актуального видения.

  • Алистер Кроули не важен как бренный человек – от него остался прах и пепел, который, к тому же, был похищен. Важны мы – те, кто живет сейчас.
  • Не сильно важна его биография, доставшаяся культуре от канувшей в лету жизни. Важна наша жизнь – у каждого своя, которую надлежит исполнить.
  • Не важно то, чего достиг, наряду с адептатом, этот скандалист, болезненный наркоман и, в конечном счете, банкрот. Важно то, чего достигли и достигнем мы.
  • Не важны даже его сочинения – они неравноценны и многое в них, будем откровенны, принадлежит модерну. Важно лишь то, что остается и реализуется – их преломление в нас.

Соответственно, все зависит от того, как и на что смотрим мы, как понимаем и действуем. Оперативная философия Алистера Кроули, преломляясь в нас, становится актуальна, потому что это уже наша собственная философия.

Часть 3. Проблема интерпретации

В историографии модерна считалось, что можно досконально изучить все, что связано с той или иной личностью, чтобы знать, как все обстоит на самом деле. Впоследствии выяснилось, что «самое дело» – не более, чем частная репрезентация, выдаваемая тем или иным интерпретатором за подлинную реальность.

Стоит отбросить иллюзии – никто не знает и никогда не узнает, как у Алистера Кроули все обстояло на самом деле. Те, кто пытается так утверждать, подменяют реальность собственным умозрением и множат глупости. Адекватный выход здесь заключается в признании того, что там, где фактически ничего проверить нельзя, мы строим собственную репрезентацию и не более.

Это вовсе не означает, что корректно представлять Алистера Кроули как угодно – нужно всегда исходить из фактов, но вот как их понимать, оценивать и складывать в умозрительный образ – это требует деликатности и, в сущности, является не наукой, а искусством.

Вместо того, чтобы стремиться добраться до навсегда утраченной реальности, повесить на нее бирку «на самом деле» и загримировать под истину, мы будем строить репрезентацию Алистера Кроули так, чтобы она была для нас актуальна.

Фабулы, связанной с ним достаточно, чтобы репрезентировать его очень по-разному. На этом пути, к счастью или к несчастью, встречается множество проблем.

Во-первых, Алистер Кроули экспериментировал и писал всю свою сознательную жизнь, в ходе которой его представления изменялись. Провозгласив «метод науки и цель религии», он абсолютно не стеснялся принимать какие-то допущения, сомневаться в них, отказываться от них, а также иногда заново к ним возвращаться:

«Я уснул [в постели] с Верой и, проснувшись, нашел в своих объятиях труп; я пил и плясал всю ночь напролет с Сомнением – и утром [вновь] нашел ее девственницей» (А. Кроули «Книга Лжи»).

Из-за такого подхода его наследие, взятое в целостности, принимает не очень последовательный, а иногда и вовсе противоречивый вид. В его текстах переплетается мертвое и живое, отброшенное и востребованное. Взгляд на отдельные фрагменты бывает также неоднозначен, поскольку они могут в нем отражать все и ничего, а как доподлинно – неизвестно.

Во-вторых, у Алистера Кроули представления не только трансформировались во времени, но и различным образом преломлялись на внутренних планах. Ряд его утверждений имеют смысл в рамках особого значения на одном из планов, а на другом – принимают вычурный вид:

– «Братья А.’.А.’. – Женщины; Аспиранты А.’.А.’. – Мужчины» (А. Кроули «Книга Лжи»);

– «Айн – глаз Шивы или Гора, отверстие пениса и анус» (А. Кроули «Делание в Чефалу»).

Чтобы правильно понимать, о чем вообще речь, нужно знание определенных средств выражения и инициатическое видение. Без этих предпосылок, столкнувшись с текстами А. Кроули, легко обнаружить отверстие пениса в анусе, запутаться в половых принадлежностях, понять все не так или не понять вообще ничего.

В-третьих, Алистер Кроули позволял себе различного рода шутки и мистификации. Чему доверять, а к чему скептически относиться в его наследии – не всегда очевидно и известно. Иногда ирония и не-ирония у него переплетаются настолько, что под одним углом зрения что-то становится смешно, а под другим – не совсем.

Например, в «Книге Закона» можно найти рекомендацию пожирать жуков и червяков для повышения потенции. Вроде бы рационально – вздор, но ведь суггестии, если от нас что-то зависит, работают, поэтому наверняка найдется дурак, у которого подобный рецепт возымеет эффект. А вот умному он едва ли поможет – очевидные глупости не выдерживают критики, поэтому изнутри возбуждать не могут.

Другой пример – «Посвятительный ритуал для избранных испытуемых А.’.А.’.» (Liber XXVIII), в котором кандидат сразу символически обретает блага и достоинства вышестоящих градусов, а затем восседает на трон как брат Серебряной Звезды, достигший инициатической вершины. В ходе ритуала кандидату сообщается, что он все это заслужил одной лишь добродетелью своего устремления. Вроде бы можно лишь посмеяться с испытуемого, который без каких-либо усилий преодолел все градусы за один ритуал, однако проблема в том, что некоторым такой формат действительно подходит и способен стать началом реальных достижений. Само собой, далеко не у всех и не всегда символическое переходит в реальное, но у некоторых при удачном стечении обстоятельств – несомненно.

Схожий мотив, но в совсем трагикомическом ключе, относится к ситуации с «Книгой Апофеоза» (Liber CXXXII), в которой, ссылаясь на анализ натальной карты, А. Кроули объявил не человеком, но богом американского мастера ложи О.Т.О. У. Смита. Поскольку это был неизвестный бог, природу которого лишь предстояло открыть, У. Смит получил подробную инструкцию, в соответствии с которой ему необходимо длительное уединение в удаленном месте. Как впоследствии оказалось, таким образом А. Кроули просто избавился от него, отстранив от руководства ложей. Но, прежде чем посмеяться над наивностью У. Смита, стоит подумать о том, что инструкция могла быть такой же, а мотивация ее разработчика – какой-угодно другой. В конце концов, «Человек есть Бог» – это максима О.Т.О., поэтому надувательство получилось каноничным. В ситуации У. Смита может оказаться читатель А. Кроули – об этом всегда стоит помнить.

Обозначенные сложности далеко не исчерпывающи, но их достаточно, чтобы построение адекватной репрезентации Алистера Кроули стало невероятно сложной задачей. Очень легко, опираясь на вполне достоверные источники, взять за основу не то, начать смотреть не туда и сделать совершенно не те выводы.

Эта ситуация накладывает особую ответственность на интерпретаторов, с которой, как правило, они не справляются. Там, где все неоднозначно и темно, им симптоматично все понятно и ясно. Там, где Алистер Кроули обнажал острые углы и вскрывал противоречия, они их сглаживают и снимают.

Брошенный Алистером Кроули вызов миру и пробужденный им дух адептата сегодня стараются всячески развеять смазливые комментаторы, превращающие его в кумира, а также паства почитателей-посредственностей, не способных превосходить. Это печальное и, по всей очевидности, неизбежное следствие распада любой звезды, однако важен ее свет, а не то, что остается, когда он уходит.

Такая тенденция в корне противоречит тому пути, который Алистер Кроули наметил для человека. Этот путь – Великое Делание. Тот, кто его совершает, должен реализовать в себе гения и превосходить. В этом – суть оперативной философии, которая и призвана стать краеугольным камнем репрезентации Алистера Кроули. Все остальное – мелочно или вообще не важно. Тот, кто в его фигуре видит что-то совсем иное – не от нас и нам не по пути.

Часть 4. Знаковая ситуация

Репрезентация подразумевает не только интерпретацию (герменевтику), но и ее знаковую реализацию (семиотику).

Знак, несмотря на свою элементарность, не прост – он может быть представлен как множество знаков меньшей значимости, а также указывать на множество знаков большей значимости. Все эти связи и отношения порождают знаковую ситуацию и, если еще шире, семиосферу.

Культура, прежде всего, фиксирует знаки, тогда как мы их собираем в конфигурацию, превращая произвольные знаковые совокупности в знаковые системы, способные влиять.

Алистер Кроули больше не существует как человек, но существует как знак. Его содержание зависит от прочтения, которое корректно, если исходит из фактов и обладает актуальностью.

Тривиальное прочтение Алистера Кроули сводится к тому, что это оккультист, поэт, писатель, художник, альпинист и даже для кого-то «пророк». Но персоналия – это знак-памятник – малозначимая формальность с подробностями, которые актуального значения не имеют.

Настоящий знак должен значить! Незамутненная очевидность позволяет рассмотреть в Алистере Кроули только один такой знак. Он, подобно общему знаменателю, характеризует его целиком и на него указывает практически все, что связано с его именем, жизнью и философией.

«Алистер» означает «защитник человечества», «Кроули» – происходит от ирландского «O’Cruadlaoich», что означает «потомок твердого, стойкого». Его самые известные псевдонимы – Пердурабо, что означает «я выстою» и Терион – «зверь».

Оперативное значение «зверя» раскрывается в «Верховном ритуале» А. Кроули, где представлен диалог Исиды и Осириса следующего содержания: «Святилище во мраке? – Рот твоего лона. – А жрец в нем? – Мой Зверь».

Этого «зверя» также можно обнаружить в личной подписи Алистера Кроули, поэтому вопрос о его сущности – исчерпан.

Нет никаких оснований игнорировать его фактическую самоидентификацию, подменяя ее какими-то второстепенными характеристиками личности умершего человека.

Алистер Кроули – это Итифаллос – знак не мертвого, но живого, в чем и заключается его актуальность!

Итифаллизмом пронизано абсолютно все его мировоззрение, восходящее от телесного к метафизическому:

«Когда ты доказал, что бог – это лишь название сексуального инстинкта, то, кажется, что тут совсем недалеко до ощущения того, что сексуальный инстинкт – это бог» (А. Кроули «Равноденствие», том III, № 1).

Итифаллос в философии А. Кроули порождает множество знаковых ситуаций и является для микрокосма тем же, что и Солнце для макрокосма:

«Источником всего света и жизни на планете является Солнце. Оно не только создает, но и поддерживает, в должное время оно разрушает, оно же и восстанавливает. Поэтому в макрокосме есть один единый бог – Солнце. В микрокосме, который есть человек, наместником Солнца, дающим жизнь, является Фаллос. Он единственный также дает и Свет. Фаллос есть физиологическая основа сверхразума. Также он, по своей собственной природе, является свободой и любовью» (Алистер Кроули «Liber CCXXVIII vel De Natura Deorum»).

Такая знаковая ситуация является ключом ко всей семиосфере – А. Кроули через призму Солнце-Фаллоса рассматривает все сущее:

«Огонь – образ Солнца и Фаллос в иносказательной форме.

Луна – образ Ктеис, которой поклоняются только одновременно с Солнцем, дополнение Фаллоса.

Гора – почитается как обитель богов, видимое место восхода Солнца, по своей форме символизирующая Фаллос.

Первопредок – почитается как воплощение Фаллоса.

Йони или Ктеис – почитается как обитель Фаллоса и дополняющая его часть.

Змей – почитается как дарующий смерть и как символ сперматозоида. Часто его головой является Лев, показывающий могучую силу сперматозоида.

Яйцо – почитается как солнечный знак, носитель фаллической энергии.

Орел и множество других крылатых созданий, а также знаки с присоединенными крыльями, – символизируют перелет жизни от одного места к другому, и поэтому указывают на характерный атрибут Фаллоса.

Дерево – не что иное, как цветущий Фаллос» (Алистер Кроули «Liber CCXXVIII vel De Natura Deorum»).

Фаллос как физиологическая основа сверхразума определяет путь достижения и всю оперативную философию Алистера Кроули. На этом строится его учение об Истинной Воле, которую надлежит исполнить.

В системе А.’.А.’. эта работа заключается в открытии собственного гения и предельной экспансии в бездну универсума, что подразумевает соответствующие внутренние метаморфозы.

В системе О.Т.О. эта работа заключается в достижении господства над собственной жизнью, достижении освобождения и порождении «мессии», что подразумевает вызов внешних потрясений.

Вывод очень прост: Алистер Кроули – это, прежде всего, хуй! Кто в состоянии уяснить этот знак – пусть уяснит, кто не в состоянии – пусть хотя бы узнает.

Часть 5. Научный иллюминизм

«Работа А.’.А.’. называется научным иллюминизмом» (Алистер Кроули, «Равноденствие», том III:1).

Научный прогресс в эпоху модерна закономерно привел к попыткам приложения научного метода не только к физическому, но и к метафизическому плану. Одним из проявлений этой тенденции стал научный иллюминизм, суть которого кратко выражается девизом А.’.А.’.: «Метод науки, цель религии».

Анонс этой концепции, представленный Алистером Кроули в передовице первого номера первого тома «Равноденствия», сулит принципиально новое приключение в истории человечества.

Научный иллюминизм постулирует:
– скептическое отношение к верованиям и авторитетам;
– явное знание вместо «тайного»;
– необходимость исследования, экспериментирования и проверки;
– ориентацию на опыт;
– стремление к сверхсознанию.

На практике подобные установки – карт-бланш на то, чтобы переформатировать всю традиционную парадигму. Научный иллюминизм, сохраняя оперативность и метафизическую направленность, позволяет не признавать авторитет, отрицать веру, отвергать чудеса, разоблачать тайны и черпать знание отовсюду.

Подробную характеристику научного иллюминизма Алистер Кроули дает в передовице второго номера первого тома «Равноденствия»:

«Способность к логическому мышлению или разум человека содержит в своей сути элемент самопротиворечия. Исходя из этого, мы говорим: если и существует какое-либо решение этих двух проблем – тщеты жизни и тщеты мысли, то оно должно состоять в достижении сознания, которое превосходит обе эти проблемы. Назовем это сверхсознанием или, за неимением лучшей формулировки, «духовным опытом».

Вера предлагается как лекарство. Но есть множество несовместимых форм веры, основанных на авторитете. Чтобы выбрать из них, мы должны обратиться к разуму, несостоятельность которого уже была показана.

Существует только одна скала, которую скептицизм не может поколебать, – это скала опыта. По этой причине мы стремились исключить из условий приобретения духовного опыта его догматические, теологические, случайные, климатические и другие несущественные элементы.

Мы требуем применения строго научного метода. Ум искателя должен быть беспристрастным: все предрассудки и другие источники ошибок следует воспринимать как таковые и искоренить. Потому мы разработали синкретический эклектический метод, объединяющий суть всех методов и отбрасывающий все их предрассудки, дабы бороться с проблемой через точные эксперименты, а не догадки. Каждому ученику мы рекомендуем различные методы (в зависимости от ситуации), соответствующие его потребностям; так же, как врач предписывает лекарства, подходящие каждому конкретному пациенту.
Мы также считаем, что совершенство духовного опыта отражено в сферах интеллекта и действия как гений, поэтому, принимая обычного человека, мы можем путем подготовки сделать из него мастера».

Там же Алистер Кроули приводит альтернативное объяснение:

«Нет надежды в физической жизни, поскольку со смертью индивидуальности, человечества и в конечном счете планеты заканчивается все. Нет надежды в разуме, поскольку он противоречит сам себе, и в любом случае он – лишь рефлексия над фактами физической жизни. Сколько надежды может быть в исследовании физических фактов природы на научной основе, что стало активно пользоваться спросом у мощной и слаженной общности совершенно неподкупных и компетентных людей?

Нет надежды в вере, ибо существует много воюющих вероисповеданий, которые в равной степени верны.

Адепты духовного опыта обещают нам чудесные вещи: восприятие истины, покорение скорби, и в их методах достаточно единства, чтобы сделать эклектическую систему возможной. Мы полны решимости исследовать данную тему более тщательно на научной основе.

Мы – мистики, всегда усердно ищущие разрешения неприятных фактов. Мы – люди науки, всегда усердно накапливающие соответствующие факты. Мы – скептики, усердно изучающие эти факты. Мы – философы, всегда усердно классифицирующие и соотносящие эти факты, подвергая их предварительно тщательной критике. Мы – эпикурейцы, всегда охотно радующиеся объединению этих фактов. Мы – филантропы, всегда охотно передающие наши знания об этих фактах другим. Кроме того, мы – синкретисты, черпающие истину из всех систем, древних и современных; и эклектики, беспощадно отбрасывающие несущественные факторы в любой системе, какой бы совершенной она не была» («Передовица», «Равноденствие», том I:2).

Научный иллюминизм (скептическая теургия или доктрина того, что лежит за пределами) подразумевает трансцендирование. Им призваны заниматься люди, которые в состоянии двигаться к более высокому уровню осознания человечества. Конечно же, им надлежит доказывать свое достижение собственными успехами.

«Только тот, кто достиг вершины, может правильно говорить о тех вещах, которые видны с нее, ибо он знает. Того же, кто стоит в стороне и ерничает, говоря, что «это не гора, а облако; это не облако, а тень; это не тень, а иллюзия; это не иллюзия, а вообще ничто», лишь болван способен выслушивать. Тот, кто не прошел ни одного шага, не знает тех вещей, о которых он говорит» («Передовица», «Равноденствие», том I:2).

К настоящему времени научный иллюминизм выглядит не настолько романтично и убедительно, как в начале ХХ века, однако его исходный посыл – правильный и актуальный. В то время научная методология находилась в зачаточном состоянии, поэтому Алистер Кроули не мог сознавать, что научный метод с опорой на факты больше пригоден для физики, а не для метафизики.

В метафизике многое вариативно и не подлежит вообще никакой верификации, или же она способна подтверждать и опровергать что угодно, то есть не доказывать ничего. Но это вовсе не значит, что научный иллюминизм следует отбросить – ему надлежит трансформироваться, двигаясь от строгой научности к особой форме рациональности, доступной тем, кто занимается достижением. На каком-то уровне эта трансформация уже произошла, поскольку «оперативная философия» подразумевает такую форму.

Необходимо отметить, что на фоне научного иллюминизма весьма неоднозначно смотрится другая ключевая концепция Алистера Кроули – телема, для которой характерны многие религиозные атрибуты – пророк, божественное откровение, новый эон, сакральный календарь, церемониалы и т.д.

Научный иллюминизм позволяет все это понимать скептически – как частный эксперимент, за рамками которого пророк – не пророк, откровение – не откровение, новый эон – не эон. Такое понимание, разумеется, существенно отличается от слепоты религиозного фанатизма, неразборчиво принимающего все из-за веры.

Алистер Кроули, по всей видимости, понимал остроту проблемы и в передовице десятого номера первого тома «Равноденствия», которая предваряет первую (!) печатную публикацию «Книги Закона», на этот счет написал:

«Конечно же, общеизвестно, что А.’.А.’., «Равноденствие» и все остальное с этим связанное – это глупая шутка Алистера Кроули. Он просто хотел посмотреть, найдется ли дурак, готовый воспринимать его всерьез. Некоторые нашлись, поэтому он не сожалеет о нескольких тысячах фунтов, которых ему это стоило. Мало кто не знает, что А.’.А.’., «Равноденствие» и все с этим связанное – это бесчестная схема Алистера Кроули, чтобы за несколько месяцев нажить целое состояние. С тремя с половиной миллионами стерлингов, сделанными на этом, он собирается ретироваться в Париж, подобно Нерону, Калигуле, Вителлию, Мессалине, Гелиогабалу и прочим. Может быть кому-то станет легче узнать, что нет такой персоны как Алистер Кроули. Он, вероятно, солнечный миф».

Часть 6. Скептицизм vs «Книга Закона»

«Книга Закона» была написана в апреле 1904 года в Каире. Ее первая печатная версия вышла в десятом номере первого тома «Равноденствия» (1913), тогда как факсимиле было опубликовано годом ранее – в приложении к седьмому номеру.

В передовице последнего сообщается, что «Книга Закона» – это «базис всей нашей Работы», но там же постулируется необходимость ревностного скептицизма, который объявляется «незапятнанным мечом» Алистера Кроули.

Риторика, сопровождающая первые публикации, не делает из автора – пророка новой религии, а из «Книги Закона» – священное писание. Этот текст предлагается как объект изучения, что требует скептицизма, которым мы и будем руководствоваться.

Согласно мифу, в Алистере Кроули воплотился древнеегипетский жрец Анкх-аф-на-Хонсу, которому боги передали откровение – закон для всех; откровение объявило его пророком и ознаменовало наступление новой эры – эона Гора.

Что не так с этим мифом по идее уже должно быть понятно на начальных ступенях А.’.А.’., предполагающих знакомство с основными религиозными текстами мира и списком соответствующей литературы, но, увы, как показывает практика, не всем дарована способность к элементарному осмыслению воспринятого.

Давайте поставим вопрос – какое в принципе отношение к новому этапу в жизни человечества имеют боги давно умершей цивилизации? Вне понимания исторического контекста их появление непостижимо. В самом конце XVIII века в Египет осуществил поход Наполеон, который привез в Европу многочисленные артефакты. В XIX веке началось научное изучение наследия Египта (С. Бирч, У. Бадж), был расшифрован древнеегипетский язык (Ж.-Ф. Шампольон) и с середины XIX века стали переводиться прежде недоступные источники.

Открытие древнеегипетской цивилизации вызвало египтоманию в высшем свете, которая распространилась и на западный оккультизм. Древнеегипетское происхождение стали приписывать каббале, таро, ряду масонских уставов. Герметический Орден Золотой Зари создавал стилизованные под Египет наряды, магические орудия, практики и церемониалы.

На этом фоне становится понятно, в какой ситуации формировалась личность Алистера Кроули и почему он в 28 лет, оказавшись редким туристом в Египте, получил откровение, приписываемое древнеегипетским божествам. Все это было следствием и продолжением сложившейся к тому времени тенденции.

«Откровение» получилось неоднозначным, поскольку впечатлительность молодого «пророка» расходилась с его знаниями. Он не доучился в университете, поверхностно разбирался в древнеегипетской культуре и не знал ее языка. Как следствие, содержание трансмиссии оказалось абсолютно за рамками древнеегипетского канона.

Согласно мифу, боги передают послание не просто Алистеру Кроули, но воплощению жреца Анкх-аф-на-Хонсу, изображенному на Стеле откровения. Вера в возможность подобного переселения – изобретение не египетской, а восточной традиции, перешедшее в теософию и западный спиритизм. В мифологии Древнего Египта никакой реинкарнации не было, поэтому получается казус – Анкх-аф-на-Хонсу, будучи жрецом одной традиции, перевоплощается в соответствии с верованиями другой!

Идем дальше – согласно мифу, Алистер Кроули считается пророком, а «Книга Закона» – откровением. Традиция пророков и пророчеств – это не египетское, а иудейское изобретение. В Древнем Египте были распространены политеистические культы и оракулы. Вместо сакрализации пророков использовалась схема обращения в конкретных ситуациях к различным божествам, отвечавшим за те или иные сферы жизни.

Согласно мифу, «Книга Закона» – откровение, которое знаменует наступление новой эры – эона Гора. Обычай начинать глобальный отсчет времени от событий, связанных с духовным авторитетом – традиция христианства и ислама. В древнеегипетской культуре этот отсчет мог привязываться к периоду правления того или иного фараона, но это был совсем не эпохальный масштаб в универсальном разрезе.

Более того, согласно мифу, в «Книге Закона» запрещается изменять текст и «пророку» дается наставление сочинять «правильные» комментарии к нему, а это характерная традиция христианских догматов, сформировавшаяся на Вселенских соборах.

Древнеегипетское, за исключением переведенного и адаптированного отрывка со «Стелы откровения» (III:37-38), в «Книге Закона» отсутствует. Зато в ней встречаются разные африканские («обиа», «ванга»), индусские («ом», «мантры»), греческие («телема»), еврейские («амен», «цаде») слова, представлены характерные для каббалы соответствия слов и чисел, упоминаются арканы таро («Отшельник», «Звезда», «Влюбленные», «Императрица», «Король», «Иерофант»). Источник этих представлений – учения Герметического Ордена Золотой Зари, членом которого был Алистер Кроули.

Некоторые элементы образного ряда «Книги Закона» заимствованы из Библии, в частности «мерзость запустения», «голубь и змей», «Зверь и Багряная жена». Все чудеса Моисея меркнут, когда книжными метафорами сбежавших от фараона рабов говорят боги Египта!

Принцип «делай, что желаешь» также не был оригинальным – им руководствовались жители аббатства «Телема» в романе Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», написанном в XVI веке. В «Книге Закона» раблезианская интерпретация данного принципа расширяется в соответствии с духом времени.

Так, в XIX веке на Западе появляются переводы индийских философско-религиозных текстов (Упанишады) и открывается йога (Вивекананда), откуда А. Кроули заимствует идею воли, избавленной от страсти к результату. Эта восточная установка традиционно используется для развития абстрагирования, а также для введения в заблуждение окружающих.

Кроме того, проблематика воли индивида, самопознания и мира как воли – ключевая для метафизики А. Шопенгауэра. Она тесно перекликается с мистикой А. Кроули, в которой индивидуальная воля призвана познать себя (5°=6), раствориться в воле вселенской (8°=3), проявить вселенскую волю (9°=2) и артикулировать ее внутренними процессами (10°=1).

Главный доктринальный принцип, в котором переплелись тональности литературы Возрождения, философии волюнтаризма и йоги, каким-то немыслимым образом в «Книге Закона» вкладывается в уста богини Нуит, культ которой сложился в деспотической цивилизации, строившей пирамиды. Корова-покровительница рабовладельческого строя всем разрешила действовать согласно своей воле!

Сама по себе идея истинной воли, выстроенная на мифологемах достижения гения и пересечения пропасти, структурно соответствует древнегреческому героическому мифу, который чужд древнеегипетской культуре, что отмечал еще в V веке до н.э. отец истории Геродот.

Если Нут, Ню или Нуит в Древнем Египте действительно была, то никакого божества с именем Хад или Хадит, которому посвящена вторая глава «Книги Закона», не было. Чтобы сгладить данный изъян, телемитской доктриной Хадит воображается как «аспект» Гора. Этот Гор в «Книге Закона» рекомендует «пророку» разбираться вовсе не с иероглифами, а получать «порядок и значение английского алфавита», сообщает какие-то шифры из латинских букв и арабских чисел («4638ABK24ALGMOR3YX2489RPSTOVAL»).

Складывается впечатление, что древнеегипетские боги после распада своей цивилизации тысячелетиями изучали другие культуры, чтобы через нехарактерные коды передавать собственные послания. Конечно, еще более вероятно, что за такое качество передачи отвечал личный гений Алистера Кроули – Айвасс.

С другим по значимости доктринальным принципом, который гласит, что «любовь есть закон», ситуация не менее интересна. Во второй половине XIX века была популярна концепция промискуитета, или беспорядочных половых отношений, которая очень импонировала полигамным мужским фантазиям и разрабатывалась некоторыми антропологами (И. Бахофен). В то время она считалась научной и отражающей ранний период развития общества. Впоследствии ученые ей никаких подтверждений не нашли и опровергли, но призыв к промискуитету в «Книге Закона» остался («примите свою долю любви, как хотите, когда, где и с кем хотите» и т.п.).

Вместе с любовно-эротическими мотивами в «Книге Закона» присутствует и агрессивно-амбициозная риторика: «топчите несчастных и слабых: вот закон сильных», «милосердие пусть будет отброшено: проклятие тем, кто жалок», «превосходи, превосходи». Для конца XIX – начала ХХ века эти идеи не были новаторскими – они тесно перекликаются с теорией естественного отбора Ч. Дарвина и с идеями Ф. Ницше («толкни падающего», «человек есть нечто, что должно преодолеть»).

Кроме того, с конца XIX века начался этнографический и антропологический бум, в фокусе внимания которого оказалась культура «примитивных» обществ (Э. Тайлор, Дж. Дж. Фрэзер). Вероятно, именно это влияние стало источником весьма экстравагантной идеи употреблять жуков и червяков для пробуждения потенции, а также называть их именами врагов и убивать, чтобы те пали («Книга Закона», III:25-27). Воистину, делай так, и никто не скажет «нет»!

В остальном нарратив «Книги Закона» укладывается в типичное инстинктивное поведение примата, жаждущего есть («собирайте богатства»), размножаться («любовь есть закон»), доминировать («править многими и известными», «превзойти народы в величии и гордости»), уничтожать конкурентов («убивай и пытай; не щади; нападай») и поменьше думать («да будет проклято “потому что”»).

В свете изложенного становится понятно, почему «пророк» много лет сомневался и держал этот текст в столе, а затем в комментарии к нему написал, что изучение книги запрещено, разумно ее уничтожить после первого прочтения, а также призвал избегать тех, кто обсуждает ее содержание как разносчиков чумы.

При внимательном изучении становится очевидно, что «Книга Закона» содержит множество представлений различного происхождения, которые обрушивают ее собственный миф. «Книга Закона» как египетская мистификация вышла бездарной и не выдерживающей критики. Под скептическим углом зрения вскрывается исключительная несостоятельность какой-либо ее мифологической трактовки.

Вместе с тем, изложенное не означает, что «Книга Закона» лишена ценных представлений. То, что они не были даны богами Древнего Египта жрецу Анкх-аф-на-Хонсу, не отменяет полезности некоторых из них для достижения.

Здесь важно вспомнить, что научный иллюминизм позволяет исключить из условий приобретения духовного опыта его догматические, теологические, случайные, климатические и другие несущественные элементы, включая мораль, нравственность и этику!

В «Открытках для испытуемых» Алистер Кроули к этому добавляет, что «все мистики писали вздор, а осмысленное в их писаниях именно настолько же ошибочно». Скептический взгляд позволяет экстраполировать этот тезис на «Книгу Закона» в полной мере. Ее надлежит очистить от вздора так, чтобы осталось лишь существенное и осмысленное – оперативная философия.

Часть 7. Телема под и над Бездной

Развенчание мифа «Книги Закона» порождает противоречивую ситуацию: телема по форме позволяет религиозный канон, а телема по сути – отрицает его во всем, что расходится с научным иллюминизмом. Из-за этого между формой и сутью доктрины разверзается пропасть, отрицать или не замечать которую лживо, а перейти ее, чтобы противоречия спали, не всем дано.

Обращение к первоисточнику вместо определенности вносит лишь разночтения.

Первый том «Равноденствия» (1909-1913) выдержан в рамках научного иллюминизма, который позволяет отбросить религиозную компоненту, если она ему не соответствует. Но в первом выпуске третьего тома «Равноденствия» (1919) все происходит наоборот – А. Кроули называет телему «религией» и пытается сочетать с ней научный иллюминизм так, как будто противоречий между ними не существует:

«Миру необходима религия. Религия должна открывать истину и чествовать ее. […] Закон телемы предлагает религию, удовлетворяющую всем необходимым условиям. Философия и метафизика телемы звучны и предлагают решение сложнейших проблем человечества. Наука телемы ортодоксальна: в ней нет никаких ложных теорий о природе, равно как и нет небылиц о возникновении мира. Психология и этика телемы совершенны. Они разрушили отвратительные заблуждения о первородном грехе, сделав каждого человека уникальным, независимым, высшим и адекватным». (Алистер Кроули, «Передовица», «Равноденствие», том III:1)

Вроде бы налицо основание для религиозной трактовки, но нет! В «Исповедях» (1929) А. Кроули, подобно научному иллюминисту, отвергает телему как культ и характеризует ее как частный пример и метод Работы:

«Все, чего я хочу, – это чтобы полученные мною результаты послужили другим искателям истины убедительным свидетельством того, что цель, к которой они стремятся, стоит усилий и что ее можно достичь методами, более или менее схожими с теми, которыми пользовался я. Я не желаю быть отцом для паствы, не желаю превратиться в фетиш для дураков и фанатиков или основать веру, последователи которой будут довольствоваться повторением моих мнений. Я хочу, чтобы каждый человек сам прорубил себе путь через джунгли». (Алистер Кроули, глава 66, «Исповеди»)

Различие между телемой как религией и примером Работы весьма трагикомично вскрылось сразу после смерти А. Кроули. Его ученик и некогда даже «магический сын» Fr. Achad (Чарльз Стэнсфилд Джонс) понял, что не дождется окончания эона Гора, поэтому в апреле 1948 года объявил свой эон – эон Маат, что породило отдельное направление западного оккультизма, к которому оказались причастны Кеннет Грант, Sr. Nema и пр.

Пожалуй, это пример того, что без деликатного отношения Алистер Кроули как пример – весьма неоднозначная перспектива. Его пример позволяет каждому провозгласить свой собственный эон и в нем установить свой собственный закон. Навскидку, вы можете смело объявить о наступлении, положим, эона Атона, и вскоре вам обязательно откроется, что его цайтгайст витает в воздухе и пронизывает все сущее.

По всей видимости, последний комментарий А. Кроули по религиозной теме дан в «Магии без слез», составленной из личной переписки середины 40-х годов. В ней он рассуждает, что религия – неоднозначный феномен, который можно понимать и так, и эдак, поэтому телема – религия и не религия, но в разных смыслах. На основании этого он подводит итог: «Наша система является религией в той мере, в которой религия означает увлеченное создание последовательности теорий, ни одна из которых не противоречит науке или магии. Назови ее новой религией, если это удовлетворит твое любезное величество, но я не думаю, что это принесет пользу. Я вынужден добавить, что этим ты запросто вызовешь огромное непонимание и довольно глупые проблемы». (Алистер Кроули, «Является ли телема религией?», «Магия без слез»)

Какой вывод можно сделать, исходя из всего этого? По меньшей мере, на одном из этапов жизни А. Кроули действительно пытался сконструировать новую религию, однако сделанные им впоследствии заявления дезавуируют эту идею и позволяют полностью отойти от религиозной трактовки. Даже там, где она допускается, А. Кроули заявляет о необходимости НАУЧНОГО соответствия! Для этого с телемы необходимо сбросить вздорный мифологический балласт, что снова возвращает нас к противоречию между ее формой и сутью.

Судя по тому, что А. Кроули полагал «огромное непонимание» и «глупые проблемы» в случае представления телемы как религии, это противоречие им вполне сознавалось. Почему он с ним не разбирался – остается только догадываться, но можно предположить, что лично для него это было не актуально. В своих текстах он неоднократно постулировал самопротиворечие разума как данности, на фоне чего любое другое противоречие – не более, чем излишнее переживание подробностей. В его философии противоречие – это не проблема, требующая разрешения любой ценой как в логике, но указатель на необходимость достижения сверхсознания, в котором оно должно разрешиться.

Инициатический разрез этой ситуации он, в частности, описывает в «Liber CCXLI», где ощущение замешательства и самопротиворечия ума относится к Атмадаршане и видению универсального павлина Завесы Парокет. Трансы позволяют преодолевать подобные сложности, что делает возможным продвижение к следующей завесе – Завесе Бездны, за которой любые противоречия аннигилируются, становясь недоразумениями низших планов.

Из этой специфики проистекают два принципиально различных взгляда на телему. Под бездной – это доктрина, выстроенная на вздорном мифологическом основании, которое не выдерживает никакой критики. Над бездной – это доктрина, в которой мифологическое основание не имеет никакого значения и играет роль исключительно ее суть.

Если отойти от инициатической мистики, то можно сказать, что телема на разных уровнях интерпретации простирается от полнейшего вздора до вполне адекватной философии и все зависит от того, кто и как ее способен понять.

Само собой, способность Алистера Кроули к непротиворечивому видению не означает того, что противоречия оказываются сняты на всех планах и для всех случаев. Это видение открывается в определенном состоянии и требует соответствующего уровня. Вне этих обстоятельств противоречия не только не снимаются, но происходит «конфуз планов – типичная и фатальная ловушка, угрожающая человеку, начавшему расширять свою вселенную вне мира восприятия смысла» (А. Кроули, «Мастерство»).

Как следствие, даже если для А. Кроули противоречие между формой и сутью телемы не имело большого значения, это вовсе не значит, что для других людей такой подход адекватен и не приведет их в ловушку. Как показывает практика имплементации этой доктрины, в такой ловушке оказываются очень многие и далеко не все в состоянии из нее выйти.  Можно было бы оценить это как инициатическое испытание, но проблема в том, что и те, кто его проходят, и те, кто не проходят, по сути не имеют между собой ничего общего, но по форме относятся к одному направлению, от чего конфуз планов становится все более усугубленным.

Часть 8. Quinta Essentia 93

Мы рассмотрели в Алистере Кроули философа, обосновали его актуальность, наметили должный подход к пониманию его текстов и подвели все к общему знаменателю. Мы очертили его методологию и, опираясь на нее, развенчали мифологическую сторону его доктрины. Мы пресекли возможности ее религиозной трактовки и подошли к проявлению телемы в надлежащем виде.

Когда мы это сделаем, непременно найдутся те, кому покажется, что все само собой разумеется и так было всегда, однако это всего-лишь транс очевидности, наступающий от понимания в высшей степени адекватных и удачных решений. В действительности к ним ведет долгий и тернистый путь прозрения, пролегающий через пропасть. Подойдя к ее краю, однажды мы обнаружили там бездыханную телему, обесславленную вздором и изъеденную противоречиями. Мы предали ее пропасти и то, что произошло после, оказалось весьма неожиданным – ее миф обрушился вниз, а суть воспарила, представ в чистом, лишенном наивности и ослепительном свете.

Телема обнажилась как оперативная философия, методологической основой которой выступает научный иллюминизм, а мировоззренческой – система представлений, адекватная Opus Magnum.

В основу этой системы положены установки, руководствуясь которыми складывается определенная картина мира, преломляющаяся в искусстве и практике жизни. Рассмотрим эти представления так, чтобы выразить суть.

1. Звезда
«Каждый мужчина и каждая женщина – это Звезда». Данная метафора имеет множество отражений, однако, в целом, указывает на свет внутри человека, который призван воссиять высоко наверху, сделав каждого уникальным, независимым, высшим и адекватным.

2. Воля
Звезда подразумевает предельное раскрытие собственной сущности. Эту работу выражает закон «поступай согласно своей воле».

По мере достижения воля трансформируется и содержит градации:
– волю земного человека, проживающего жизнь;
– волю влюбленного, ведомого страстью;
– волю отшельника, обладающего мудростью.

Этим градациям соответствуют испытания: грубым уготовано пройти через огонь; прекрасным – через интеллектуальные вызовы, горним – осуществить подъем к высочайшему.

Воля обретает совершенство, когда она избавлена от страсти к результату и не устремлена к цели. Это представление кажется неоднозначным – все же наоборот – пока не проясняется суть, в которой оно справедливо. Тактически волю не следует держать обнаженной и выставлять напоказ, иначе это приведет к провалу. Стратегически – обусловленность результатами и целями задает ограниченный горизонт реализации, за который свободной воле необходим выход.

3. Любовь
«Любовь есть закон – любовь, подчиненная воле».

Этот закон непрост, поскольку «есть любовь и любовь; есть голубь и есть змей», между которыми следует правильно выбрать. Эти символы можно понимать по-разному – голубя отнести к небу, а змея – к земле, однако в оккультной традиции Запада все наоборот – голубь отображает спуск на землю, а змей – прорыв к небесам.

Даже если придерживаться последней схемы, эти символы сохраняют многозначность, поскольку спуск на землю может отображать согласие с заданным порядком существования, а может наоборот – экспансию воли в мир. Прорыв наверх может отражать пробуждение инстинктивной натуры, а может наоборот – ее трансформацию в принципиально новое качество. Учитывая инверсии планов, любовь как закон требует весьма деликатной интерпретации.

Исходное понимание любви зиждется на сексуальной формуле – «придите, о дети, под звезды, и наслаждайтесь своей долей любви»; «примите свою долю любви, как хотите, когда, где и с кем хотите».

На следующем плане происходит продолжение, замещение или перверсия сексуальной формулы. Универсум персонифицируется как объект сексуального влечения, требующий познания и достижения высшего тождества. Эта специфика в полной мере согласуется с мифом о кундалини.

Сознательно-волевой перенос сексуального инстинкта на опосредованные объекты и цели может быть направлен по пути змеи вверх – на достижение тонких планов и раскрытие нутра, а может быть направлен по пути голубя вниз – на грубые планы, изменение своей ситуации в мире и мира. Эта специфика в полной мере согласуется с мифом о голубе, которого Ной выпускал из ковчега, чтобы найти землю. Такая развертка предельно далека от слепого влечения страстью – она требует интеллектуального господства над инстинктом, поэтому любовь должна подчиняться воле.

«Любовь, подчиненная воле – это не беспорядочная языческая любовь и не христианская любовь от страха. Но любовь магически направляемая и используемая как спиритуальная формула» (А. Кроули «Старый комментарий»).

Вне зависимости от того, что «есть любовь и любовь», она характеризует фундаментальный принцип, который связывает разделенное – то и это.

«Суть любви такова: соединение двух любых предметов влечет за собой двоякий эффект; во-первых, разрушение обоих, которому сопутствует экстаз избавления от муки разделенности; во-вторых, это сотворение третьего, сопровождаемое экстатичным осознанием собственного существования, что вызывает радость, пока в ходе развития ему не станет ведомо его несовершенство, и он не полюбит» (Алистер Кроули «Любовь», «Небольшие эссе относительно истины»).

Отсюда проистекает понимание любви, выходящее далеко за пределы слишком человеческого разреза. Например, активные соединения химических элементов проясняются как акты любви, а свет и электричество – как выражения страсти. Разумеется, такое видение вне умозрительных абстракций относится к инициатическому знанию.

Ну и, напоследок, обозначим то, что многим не совсем очевидно вследствие бинарного мышления: любовь как закон не образует оппозиции с ненавистью. Напротив, она может быть тождественна ей и включать ее, что имеет мало общего с представлением о любви-добродетели, в которой якобы нет деструктивного содержания:

«Наилучшим образом любовь можно определить, как вспышку ненависти, воспламененной до точки безумия, когда ей требуется убежище в саморазрушении. Взгляд любви прояснен похотью смертельной ярости, она анатомирует жертву с энергичной ревностью, подыскивая, куда ударить лучше, метит смертельно в сердце; она становится слепа, лишь когда ее бешенство полностью, всецело берет над нею верх и швыряет ее в красное чрево печи самопожертвования». (Алистер Кроули «Любовь», «Небольшие эссе относительно истины»)

Итак, квинтэссенция телемы зиждется на принципах:

«Каждый мужчина и каждая женщина – это звезда»;

«Поступай согласно своей воле, таков да будет весь закон»;

«Любовь есть закон – любовь, подчиненная воле».

Из этих представлений разворачивается понимание телемы как оперативной философии, которое ошибочно путать с делирием, проистекающим из попыток ее мифологической и религиозной трактовки.

Есть телема и телема. Choose ye well!

 

Часть 9. Концепция и идентичность

Итак, телема – это оперативная философия, методологической основой которой выступает научный иллюминизм, а мировоззренческой – система представлений, адекватная Opus Magnum.

Последняя зиждется на понимании человека-звезды, который следует законам любви и воли. Эти идеи разворачиваются в более обстоятельной концепции, которая представлена в «Книге Закона» в оккультно-символической форме.

Образность и тропология этого произведения по-своему занимательны, однако для нас важна оперативная философия, а не литературоведение, поэтому форму можно отбросить.

На первый взгляд может показаться, что исходная форма предельно важна для понимания, однако ее значение утрачивается, когда это понимание приходит. Последнее, в свою очередь, способно находить выражение в других формах, поэтому вполне возможно преобразовать оккультно-символический контекст в философский.

Такая трансформация, разумеется, невозможна без потерь, но путь к совершенству без жертв – иллюзия. Для нас актуально вывести телему за рамки мифо-религиозных координат и обосновать как философию, пригодную для светского человека, ум которого в состоянии уважать и принимать лишь то, что выдерживает испытание критикой и экспериментом. Это открывает для телемы интересные перспективы, несоразмерные тем, которыми она обладает в положении оккультной мистификации.

В процессе трансформации неизбежны сложности – гипотетически в «Книге Закона» можно выделить n-уровней интерпретации. Подобная специфика присуща символическому языку в целом – технически она позволяет объявить любое понимание символа ограниченным, недостаточным и несовершенным. С таким подходом возможно расширить и углубить понимание, однако он имеет ограниченный горизонт применимости, за которым утрачивает всякий смысл и вводит в дурную бесконечность.

У нас есть решение, позволяющее избежать как поверхностного понимания, так и герменевтического провала в пропасть интерпретаций: адекватное понимание возникает на уровне, где символический смысл текста исчерпывается как уловимый внеположенный замысел. На этом уровне заканчивается восприятие (гения) автора и начинается восприятие себя посредством текста.

Само собой, с солипсической точки зрения обнаружить эту грань нельзя, однако объективистское представление вполне допускает такую возможность. Если сразу источником смысла является текст, то после этой грани смысл приходится не столько постигать, сколько самостоятельно порождать и вкладывать в форму. Такая практика, в сущности, к исходному тексту уже не имеет отношения, но является стремлением придать смысл тому, в чем его уже не осталось.

В такой ситуации нужно останавливаться и признавать понимание исчерпанным. Имеет смысл учитывать, что у исчерпанного понимания нет строгих формальных критериев – при недостаточном опыте оно может оказаться заблуждением. В частности, сознание способно счесть исчерпанным все, что представляет для него сложность и требует напряжения, однако подобные проблемы, как правило, интеллектуально разрешимы и рассматривать их нет необходимости.

Опираясь на исчерпанное понимание, приступим к развернутому изложению телемитской концепции в оперативно-философской форме.

Прежде мы выяснили, что суть телемы сводится к положениям:

– «Каждый мужчина и каждая женщина – это звезда»;

– «Поступай согласно своей воле, таков да будет весь закон»;

– «Любовь есть закон – любовь, подчиненная воле».

Контекстуально они могут быть развернуты следующим образом:

Звезда
К проявлению собственной звезды пролегает путь испытаний, на котором человеку всякий раз необходимо превосходить и доказывать свое достижение успехом. Изнутри в нем – пыл, а вовне – свет, к которому он стремится. Он идет к своей звезде, которая возвышенна, уникальна и совершенна.

Она, в свою очередь, пребывает в бесконечном пространстве звезд, что указывает на следующую планку инициатической реализации – тождество с универсумом. Достижение этого состояния осуществляется посредством предельной концентрации в себе жизненных потенций и персонификации макрокосма в объект вожделения и страсти.

Воля
На пути к собственной звезде человеку надлежит открыть, познать или породить свою истинную волю, что требует от него силы и мудрости. По мере открытия воля качественно преобразуется – она исходит из ситуации земного человека, который проходит испытание потрясениями; затем она становится «волей влюбленного» – человека увлеченного, который постигает реальность интеллектуально; далее – она преображается в самость отшельника, реализация которого происходит в одиночестве на высших планах. Его воле надлежит очиститься, освободиться от обусловленности целями и результатами, и стать совершенной во всем.

Любовь
Любовь отражает универсальный принцип связи одного и другого – ничто не связывает разделенное, кроме любви. Это средство и способ раскрытия истинной воли, который несет опьянение и экстаз, культ красоты и радость жизни.

Несмотря на метафоричность, данная концепция пригодна как оперативная философия жизни и достижения. Ее дальнейшее развитие – экзистенциалы телемы, которые выражают характерные типы реакции, отношения и оценки:

Свобода
Воле необходима свобода, которая позволяет не привязываться ни к чему и избавляться от любых ограничений. Свобода дает право на риск и выход за пределы.

Радость
Существование есть чистая радость, а обретение невообразимых радостей – стимул для жизни. С радостью контекстуально переплетаются другие состояния – избавление от боли, наслаждение, удовольствие, веселье, упоение, страсть.

Обновление
Старый мир с его порядками и правилами отменен и подлежит пересмотру.

Экстаз
Экстаз, опьянение, сознание продолжительности существования указывают на позитивное течение жизни. Даже ее завершение – смерть – расценивается как растворение навсегда в чистом экстазе.

Красота
Волю вдохновляет красота. Человек должен быть красивым, изящным и утонченным – прекрасно одеваться, вести себя согласно правилам искусства и возводить в ранг искусства свои занятия. Красота подразумевает стремление к совершенству.

Сила
Воле необходима сила. Мудрость говорит: будь сильным! Сила не спрашивает «почему». У силы множество преломлений – активность, пыл, крепость, стойкость.

Власть
«Пусть слуги мои будут малы числом и сокрыты. Они должны править многими и известными».

Знание
Знание – условие реализации воли. Знание не сводится к порождению разума, который сам по себе противоречив: Разум есть ложь; ибо есть фактор бесконечный и неизвестный, из-за которого все слова искажены. Соответственно, стремление разума все объяснить – ловушка. Знание переплетается с другими качествами – проницательностью, мудростью, видением.

Изобилие
Воле необходимы возможности, которые обеспечиваются богатством и изобилием. Высшая реализация воли уподобляет человека королям земли с характерными атрибутами – роскошными украшениями, изобильной пищей, душистыми винами.

Успех
Воле надлежит превосходить – она всегда устремлена к большему, мерой чего является успех. Успех – доказательство.

Гордость
Воля преследует амбиции, проявление которых – могущество, величие, гордость. Необходимо возвысить себя так, чтобы стан превысил звезды.

Презрение
Всякий, кто глуп, беден, печален от боли и сожаления, чувствует мало, пал, требует жалости и сострадания, труслив, неспособен, неудачен, отвержен, несчастен и слаб, является наемником или рабом, достоин попирания, презрения или безразличия.

Бесстрашие
Воля не имеет страха – «не бойся совсем; не бойся ни людей, ни судьбы, ни богов, ничего. Денег не бойся, ни смеха народа глупого, ни другой силы на небесах или на земле, или под землей».

Воинственность
Воля требует побед и завоеваний, которые становятся возможны благодаря войне. «Поэтому сражайся, используя любые средства». «Захватывай! Этого достаточно».

Жажда смерти
«Ты будешь желать смерти. Смерть запрещена, о человек, для тебя». «Кто живет долго и жаждет смерти есть вовеки Король среди Королей».

Свет
Свет уготован для слуг Звезды и Змея. Свет высвечивает путь. Свет непрошенный, но самый желанный предстает пред глазами и вводит в одержимость. Свет истребляет и пожирает человека. Фиолетовый за фиолетовым – Свет, который выше, чем взгляд. Светом дышит Ничто.

Выделенная концепция и экзистенциалы телемы вполне пригодны для сознательного принятия. По мере искусства и практики жизни они складываются в адекватную телемитскую идентичность. Такой подход позволяет отбросить телему как мистификацию и вздор, и проявить ее как оперативную философию достижения со своими уникальными идеалами и взглядами, актуальными для современного человека. Более того, он позволяет отмежеваться от глупых религиозных фанатиков, которые достойны разве что презрения и насмешки.

Продолжение следует…


© Fr. Aumgn, 2018-2019.
© Иллюстрации к частям 1-5 – Fr. Arcturus, 2001-2004.